У Исабель чуть не вырвалось «Нет!», и в этот момент она испугалась, что уже крикнула это. Но во рту у неё пересохло, а крик будто застрял в горле. «Нет, не делай этого!» – всё вертелось у неё в голове, но она не могла произнести это.

– А потом пришла Лена, – продолжал папа. – Она незаметно пробралась в кухню. Помню её испуганный плач. Обернувшись, ты заметила её. Я наблюдал за вами в замочную скважину. Всхлипывая, она стояла у печки, держа в руках чернющее полотенце и прижимая к груди мою собачку, которую спасла из огня. Ты была вся в саже, как и полотенце.

Ты сказала: «Положи её обратно», – но Лена не послушалась. Она ничего не говорила, только рыдала. Ты повторила ещё раз. Но Лена прижала игрушку к себе. Она не хотела, чтобы та сгорела. Но ты так разозлилась, что тебя было не остановить, и ты схватила Лену. Я видел. И слышал, как она закричала. Тогда ты отпустила её. Лена повернулась и побежала прочь. А я, стоя за запертой дверью, слышал и видел всё через замочную скважину. И я знал, что Лена побежала в лес, и тебе это тоже было известно, потому что ты крикнула ей вслед: «Вернись! Если попытаешься спрятаться в лесу, придут тролли и заберут тебя!»

Исабель незаметно смахнула стекавшую по щеке слезинку.

Когда девочка подняла глаза, папа уже закончил свой рассказ.

Он стоял посреди комнаты с несчастным видом, часто моргая, и держал в руках ту самую игрушечную собачку, спасённую из огня.

В комнате стояла такая тишина, что отчётливо было слышно дыхание каждого.

– Больше я не видел Лену, – произнёс папа. – Я просидел в подвале до вечера, а потом нигде не мог её найти. Она так и не вернулась после того, как спрятала эту игрушку…

Опустошённый и грустный, папа посмотрел на собачку: «Лена больше не вернулась. А на следующий день её нашли мёртвой в лесном озере».

– Я не собиралась прогонять её, – слабым голосом сказала бабушка. – Я только не хотела, чтобы она убегала в лес. Поэтому я и крикнула ей вслед.

Дедушка приблизился к бабушке и сжал её руку.

Папа не смотрел на них. Он ещё раз провёл пальцами по собачке – по её выцветшей мордочке, затвердевшему тельцу и обгоревшему уху, – поставил её на стол и вышел из комнаты.

В комнате стояла мёртвая тишина.

«Неужели это правда?» – думала Исабель. Неужели это была их бабушка, бабуля, которая всегда играла с ними, заботилась о них и хлопотала, баловала и обнимала, пела колыбельные и пекла блины? Бабушка, пахнувшая цветами, с которой связаны воспоминания о клематисах, заблудившихся лосях и лесных кострах. Бабушка, которая накрывала под дубом стол, пекла булочки с корицей и готовила отвар из цветов бузины с ванилью… Неужто она и правда так обращалась со своим сыном? И как бабушке и папе удавалось столько лет всё это скрывать?

От ужаса Исабель не могла ни пошевельнуться, ни вымолвить хоть слово, но в то же время, как ни странно, она испытывала некоторое облегчение. Наконец всё закончилось. Теперь она знала это. Все знали.

В поле зрения Исабель попадали коридор и распахнутая дверь в сад, через которую вышел папа. Больше всего она сейчас хотела пойти за ним, но не решалась даже сдвинуться с места. Да и все остальные члены семьи застыли где стояли.

Наконец сидевшая на стуле бабушка нарушила молчание. Тяжело вздохнув, дрожащим голосом она произнесла:

– Иногда родителям не удаётся поступать правильно, даже если они знают, что делают что-то очень плохое…

Исабель не понимала, к кому, собственно, бабушка обращается – к ним, к дедушке или, может, к себе.

– Я была раздавлена, когда мы потеряли ребёнка. И когда мы вернулись сюда следующим летом, всё шло хуже некуда. Анне требовались помощь и уход, а Уве – он работал целыми днями в городе. Всё было на моих плечах, я была совершенно одна… И я не переставала думать о нашем малыше. Врачи сказали, что у нас больше не будет детей… Это было слишком для меня, это было невыносимо. Своё отчаяние и злобу я вымещала на Эрленде.

На папе! Исабель снова захотелось пойти за ним, но она по-прежнему не могла сдвинуться с места.

– Это я спрятала ключ от подвала, – продолжала бабушка, и её голос прозвучал так надломленно, что Исабель отвела взгляд и прикусила губу. – Когда в лесном озере нашли тело Лены, я заперла дверь и выбросила ключ. Хранить его, даже смотреть, как он торчит в замке, я не могла… Вернувшись в город, я постаралась обо всём забыть. Знаю, что мне стоило бы поговорить об этом с Эрлендом, но я не могла. Не могла.

Бабушка затрясла головой и как будто вся съёжилась, стала совсем маленькой.

– Знаю, что по отношению к нему я совершала предательство всё то лето, а потом… Когда мы вернулись домой, я сделала над собой усилие и притворилась, что ничего не произошло. Я была вынуждена. Это был единственный способ. Я не могла думать об этом всё время… Я молчала, чтобы не вспоминать, – сказала бабушка.

На некоторое время снова воцарилось молчание. Все старательно отводили взгляды, блуждали глазами по комнате, смотрели куда угодно, лишь бы не друг на друга. Мама заговорила первой.

– Вы знали, почему Эрленд… что это и было причиной… вы знали это! – мамин голос задрожал, когда она пристально посмотрела на бабушку.

Бабушка смотрела в сторону.

– Я не была до конца уверена, – произнесла она, ни к кому не обращаясь. Мама встала и, дрожа от напряжения, быстрым шагом вышла из комнаты через ту же дверь, что и папа.

В комнате остались Исабель с Урсулой и бабушка с дедушкой.

Дедушка по-прежнему молчал. Исабель смотрела на него – как он, выпрямившись в полный рост, стоял за бабушкой, не произнося ни слова. Одну ладонь он положил жене на плечо, другой всё ещё крепко сжимал её руку.

Исабель смотрела, как крепко они держат друг друга за руки – за руки, кольца на которых носят уже почти сорок лет. Так поэтому дедушка ничего не говорил и не задавал вопросов? Потому что тогда он бесконечно любил бабушку, как любит её и сейчас. Бесконечно, раз он не желает знать правды, потому что правда могла бы изменить образ той, которую он так любил… Исабель не могла решить для себя, правильно ли этим восхищаться или неправильно. Совсем неправильно.

Спустя некоторое время взгляды Исабель и дедушки встретились. «Надеюсь, ты понимаешь», – прочла Исабель в его глазах.

Понимала ли она? Понимала ли она, как сложно задавать вопросы тому, кого любишь больше всех на свете, причиняя этим боль? Исабель думала о папе. Обо всём, чего боялась и о чём никогда не спрашивала. Да, похоже, она понимала… Она взглянула на дедушку и тихонько кивнула. И ей показалось, что увидела в его глазах облегчение.

Дедушка ласково погладил бабушку по плечу, посмотрел на внучек и сказал спокойным голосом:

– Девочки, идите прогуляйтесь.

Исабель и Урсулу не пришлось просить дважды. Старшая сестра взяла младшую за руку и повела за собой из комнаты, где воцарилась тишина. Подальше от всего сказанного, от повисшего в воздухе напряжения, которое уже стало невыносимым.